История России изобилует уникальными событиями, отлично иллюстрирующими разные проблемы из области социальных наук. При этом многие из них практически неизвестны — хотя могут рассматриваться как уникальные «естественные эксперименты», тестирующие и иллюстрирующие различные научные теории. Одной из таких страниц нашей истории является Желтугинская республика.
Сперва этот уникальный пример появления государства из анархии будет описан нами с опорой на существующую историографию. В дальнейшем эти исторические сведения будут рассмотрены нами в рамках теории общественного выбора, что позволит читателю познакомиться с основными концепциями из этого раздела экономической теории на реальном примере.
Краткая история
Вторая половина XIX века ознаменовалась ускоренным развитием и освоением российского Приамурья на фоне окончательного определения границ между Россией и Империей Цин. В первую очередь это было связано с русской «золотой лихорадкой» — вооружившись мотыгой, киркой и лопатой, старатели отправлялись в эти земли в поисках золота. Власти даже стали жаловаться на отток рабочей силы — на заводах попросту не хватало людей. Люди бросали свои семьи и хозяйства в погоне за легкой наживой — и многие даже преуспевали.
Крупнейшее поселение старателей, прозванное Амурской Калифорнией, стихийно сформировалось в долине речки Желтуги (название было дано самими русскими рабочими из-за обилия золота в водах реки) — вне российской юрисдикции, на безлюдном китайском берегу Амура. Колонизация этих золотоносных земель была начата в 1883 году, когда забредший в этот район эвенк случайно нашёл в земле
золотые самородки — и эта новость разошлась по всей Сибири, обрастая подробностями о невиданных богатствах китайского берега Амура. В район Желтуги хлынул многотысячный поток старателей, выходцев из совершенно разных слоев — были там и беглые каторжники, чернорабочие, крестьяне и служивые. Более того, старатели разнились и по национальности — среди них хватало корейцев, китайцев, якутов, а управляли рабочими зачастую выходцы из Западной Европы. Однако женщин в Желтугу не пускали — исключением стали лишь последние месяцы существования республики.
Этот человеческий бульон и основал Желтугу. Вдоль единственной Миллионной улицы появились непрезентабельные зимовья. На отшибе поселились китайцы, сформировав отдельное поселение со своими порядками и управлением. Старатели стремительно обогащались, добывая из богатых недр золото самыми варварскими методами — и при этом не выплачивали никому налогов, сбывая самородки нелегальным скупщикам. Удивительным образом история Желтуги напоминала историю человечества в миниатюре: так, подобно средневековым владыкам Европы, они изгнали из поселения евреев-скупщиков, посчитав что те намеренно занижают цены на золото.
Со временем в город подтянулись ремесленники и торговцы — открывались лавки, бани, трактиры и гостиницы. При этом цены в Желтуге были в разы выше, чем в соседнем Благовещенске: что неудивительно, учитывая объемы добываемого в поселении золота. Занимательно, что из-за дефицита бумажных денег и простых монет основным платежным средством в Желтуге стало шлиховое золото: в кабаках и лавках расплачивались золотым песком, а расчетной единицей стал некий «золотник», определявшийся в каждой лавке по-своему на самодельных весах. Более мелкими платежными единицами были «карты» и «спички» — шлиховое золото, равное по весу карте и спичке соответственно.
В пик своего развития Желтуга действительно процветала: поселение разрослось до размеров небольшого города, в нем располагалось 18 трактиров и гостиниц, открылись зверинец и театр, в городе выступало несколько оркестров и цирковая труппа. Прибывающие в город торговцы основали более 150 лавок. В городе даже открылась почтовая станция — сюда поступала свежая корреспонденция из России
Оценки численности населения Желтуги также очень разнятся: начиная с пары тысяч людей и заканчивая более чем десятком тысяч. Рабочие часто просаживали деньги в местном казино «Чита», прозванное ими «Монте-Карло», тратили заработок на спиртное — в городе открылись 5 постоялых дворов и 22 питейных дома. Удивительным образом, богатели все, кроме самих старателей — те легко расставались с деньгами, пропивали их, спускали на развлечения, даже не стараясь обзаводиться сбережениями — однако жили они в эти годы действительно «на широкую ногу».
Однако Амурской Калифорнии не было суждено просуществовать долгие годы — ещё в 1884 году китайские власти обратили внимание на существование этого нелегального прииска. Тем не менее, местный амбань (губернатор) был бессилен. Не имея возможности послать в Желтугу, достаточный по численности воинский отряд, так как между ближайшим подчиненным амбаню городом и Желтугой лежали сотни километров тайги, он просил русского губернатора вмешаться, но получал отказ, так как нелегальные старатели были внутренней проблемой Китая. Не сумев справиться с проблемой в течение целого года, китайский губернатор нашел решение — он собрал доказательства, что в действительности Желтугинская республика находится на территории, управляемой другим амбанем. Таким образом, целый год Желтуга существовала благодаря китайским бюрократическим проволочкам. При этом сами жители были бы рады войти в состав России: но её дипломаты не хотели портить отношения с Китаем, а потому освоенные русскими старателями земли не были присоединены.
Другой китайский амбань сразу же приступил к активной разведке: рядом с Желтугой были сооружены разведывательные посты, отряды китайцев осматривали поселение и прилежащие территории. В конечном итоге, 18 августа 1885 года был выдвинут ультиматум: люди должны были покинуть Желтугу в течение 8 дней.
Началось настоящее бегство: большинство старателей вернулось на родину нищими, так и не сумев разбогатеть. Купцы вывозили из города нажитое добро, а иностранцы возвращались на родину. В ужасной ситуации оказались желтугинские китайцы — ведь в своей стране их ждала только смерть: правительственные солдаты уже начали отлавливать беглецов, приговаривая всех старателей-китайцев к жестокой казни.
Русские решили не бросать в беде товарищей по несчастью: они укрывали китайцев от солдат, порою даже отбивали сограждан-желтугинцев у правительственных войск. Китайцы доходили до ещё большей наглости, преследуя своих собратьев даже на русском берегу Амура — беглецов стали спасать казаки и крестьяне, пряча в погребах и амбарах.
По истечении восьмидневного срока, 26 августа 1885 года китайский отряд вошел в Желтугу: поселение было частично сожжено, немногих оставшихся там людей обезглавили. Китайцы также отлавливали спрятавшихся в лесах старателей — те надеялись вернуться в Желтугу, когда войска Китая уйдут.
Так завершила свое почти трехлетнее существование Русская Калифорния
Власть в Желтуге
Интереснейшей частью жизни в Желтуге стал уникальный опыт жизни поселенцев в условиях отсутствия внешнего государственного давления. Ведь изначально поселение существовало в условиях анархии — люди, вырвавшись из-под государственной власти, совместно поселились на неосвоенной территории. Отсутствовали любые законы, а порядок был стихийным.
Учитывая обилие каторжников и преступников среди первых поселенцев, неудивительно, что в первые месяцы своего существования Желтуга находилась в состоянии, чем-то напоминающем войну «всех против всех». Повсеместными стали убийства и грабежи, и даже многочисленные «честные» старатели не могли организоваться и дать отпор преступности. Подобные обстоятельства отпугивали торговцев, мешали поселению развиваться.
Так на общем сходе старателей было решено утвердить Желтугинскую республику — наделив широчайшими властными полномочиями избираемого «президента». Более того, для оплаты жалования избираемым главам Желтуги ввели налог на деятельность прибывающих в Желтугу торговцев. А окончательному утверждению власти способствовал своеобразный общественный договор — все приискатели принесли присягу и подписали документ о признании над собой власти. Основой закона Желтуги стало «Доброе слово» — тот самый общественный договор, чей примерный текст приведен ниже:
«Такого-то года, месяца и числа мы, артели и собственники вольных промыслов в Амурской Калифорнии, памятуя слово, заповеданное нам нашим великим учителем Сыном Божиим и Господом Богом: “Люби ближняго своего, как самого себя”, и, следуя этому христианскому учению, оставленному нам в святом Евангелии, ведущем нас к миру и благостям жизни земной, спасению и вечности в царствии небесном, дерзаем помощью Всевышнего неотступно трудиться на пользу ближнего нашего, дабы совратившихся наставить на путь истинный и устранить этим самым неугодные Богу дела, совершаемые многими из среды нашей, заблудившимися во мраке прегрешений и забывшими слова заповедей: “не убей” и “не укради”. Обратившись с теплою молитвою к Господу нашему о неоставлении нас слабых на трудном пути, предначертанном нам, мы беспрекословно верим и отдаемся в руки не как властолюбивым начальникам, а как достойнейшим из среды нашей и помнящим слово Божие, учившее нас правде и справедливости, нашим выбранным, что мы подписями и мысленно присягой подтвердили, такие-то»
В последующие несколько общих сборов окончательно определили форму правления, сформулировав «конституцию» Желтуги — фактически включавшую в себя все правовые нормы. В основе желтугинского управления лежало три принципа: выборность органов самоуправления, товарищество артелей и суровость наказания за нарушение общественного порядка
В итоге выстроилась следующая вертикаль власти: Желтуга делилась на пять штатов по числу зимовий — примечательно, что один из них был полностью китайским. Жители штата выбирали из своего окружения двух старост на четыре месяца, при этом кандидатура должна была получить письменное одобрение почти всех жителей штата, чтобы представлять их интересы. Вместе старосты формировали совет республики. Главой республики был избираемый общим сходом президент. Это правление республики получало оклады, обладало широчайшими полномочиями. Центром общественной жизни стало Орлово поле — на этой площади проходили все собрания, там стояла деревянная трибуна, колокол, дом управы и две пушки, выстрелами из которых возвещали об очередном сходе.
В руках старост и президента сосредотачивалась вся полнота судебной, законодательной и исполнительной власти. Так, судом первой инстанции выступал совет старейшин — они рассматривали мелкие уголовные дела, о каждом наказании докладывая президенту. Сам президент рассматривал уже более серьезные проблемы. Суд по самым порицаемым преступлениям — в первую очередь убийствам — вершил общественный сход.
В первые месяцы после утверждения правления законы были очень просты и жестоки. Новая власть всеми силами пыталась пресечь разбой и убийства среди старателей — за убийство карали казнью, за более мелкие преступления — тяжелыми побоями. Любимой мерой наказания желтугинцев было назначение ударов, при том количество их исчислялось сотнями: за мелкие преступления были дубиной, за более тяжкие — терновником (кнутом с острыми гвоздями). Зачастую преступников просто забивали до смерти.
Подобные суровые и жестокие меры помогли быстро навести порядок — и хоть в отдельные дни казнились едва ли не десятки преступников, спустя считанные недели бывшие каторжники стали вполне порядочными людьми. Именно с подобными преобразованиями и связан расцвет республики — торговцы потянулись в город после пресечения разбоя и убийств.
Более того, по мере развития республики изменялись и сами законы Желтуги: правительство стало уделять меньше внимания наказаниям, они даже смягчились. На повестке дня встали другие вопросы: были разработаны четкие правила распределения и владения золотоносными участками, урегулированы трудовые споры, установлены поборы для общественных нужд. Фактически правительство установило и гарантировало четкие права собственности.
На собранные деньги был открыт общественный лазарет, создана служба для тушения пожаров и наблюдения за порядком в Желтуге. У республики появился собственный казначей. Даже несмотря на рост поборов, число трактиров и лавок только росло: так как вчерашняя община воров и беглых душегубов вдруг за столь короткий срок превратилась в полноценное гражданское общество с низкой преступностью. Подобное политическое участие породило среди людей чувство гражданской добросовестности, и даже сплотило их: поэтому люди так неохотно покидали Желтугу, а русские защищали китайцев вопреки расовым стереотипам — желтугинцы были связаны узами гражданственности
Желтуга с точки зрения теории общественного выбора
Теория общественного выбора — это раздел экономической теории, стоящий на стыке с политологией и социологией. В рамках неё рассматривается влияние организации политических механизмов и человеческих стимулов на конечный результат человеческого взаимодействия — основными инструментами теории общественного выбора является математическое моделирование, математический анализ и теория игр. Хотелось бы обратить внимание на специфичную терминологию — например, слово «агент» нужно понимать как действующая минимальная ячейка общества: то есть речь идет об отдельном человеке, семье или организации в зависимости от условий развития общества.
Одной из важнейших тем в рамках теории общественного выбора является вопрос о формировании государства. Теория общественного выбора рассматривает проблему устойчивости анархии и пытается понять глубинные причины, по которым безгосударственные общества зачастую неустойчивы, в то время как правительства существуют долгие годы — и даже после своего крушения и падения страны в пучину анархии возрождаются вновь.
Самая известная модель анархии, пытающаяся ответить на подобный вопрос, — это модель Хиршлейфера. Несмотря на свой возраст, она до сих пор является основой для многих более современных моделей — и её ключевые положения актуальны и в современной науке. В рамках своего анализа автор приходит к выводу, что для устойчивости анархической организации общества в динамике необходимо выполнение нескольких условий. Важнейшими из них можно назвать два параметра.
Во-первых, готовность начать конфликт, решимость людей должна быть низкой — для устойчивого сосуществования без государства люди должны предпочитать защиту имущества нападению на чужие пожитки. Во-вторых, должен существовать баланс потенциала насилия — то есть возможности людей для ведения боевых действий не должны отличаться у различных домохозяйств. Более спорными условиями стабильности системы можно назвать наличие нижнего потолка дохода (так как при падении ниже него люди становятся агрессивными) и постоянное количество членов взаимодействия, чтобы агенты были уверены в долгосрочности их связей. Первые два положения в том или ином виде встречаются в большинстве моделей анархии, так что именно они станут ключевыми в нашем анализе.
Очевидно, что история Желтугинской Республики отлично иллюстрирует справедливость этих положений. Наличие среди жителей людей с высоким потенциалом насилия и агрессивностью привели к высокому уровню насилия в обществе. Высокий уровень насилия и невозможность выстраивать долгосрочные отношения привели к тому, что сформировался «спрос на правительство» со стороны жителей — анархическая организация оказалась нестабильной, создавала значительные общественные издержки. Подобные выводы перекликаются с другими работами, что используют модель Хиршлейфера для демонстрации несовершенств анархии, причин возникновения спроса на государство.
Эта ситуация созвучна с представлением об общественном договоре у нобелевского лауреата Джеймса Бьюкенена. Важно понимать, что сам экономист даже не думал, что его концепция общественного договора имеет прямое отношение к истории — скорее она была призвана, с одной стороны, продемонстрировать приемлемость государства с точки зрения политической философии, а с другой — продемонстрировать основы возникновения спроса на государство у людей.
По его мнению государство является тем внешним агентом, что позволяется людям выйти из состояния войны всех против всех. При этом война всех против всех понимается автором скорее как конфликт в области прав — это ситуация, когда права одних людей накладываются на права других, что изначально мешает свободному заключению договоров, призванных разграничить права людей.
Возникает своего рода дилемма заключенного, так как люди не хотят брать на себя обязательства, сопряженные с любым разграничением свобод, из-за отсутствия возможности фиксировать и четко отслеживать добросовестность выполнения соглашений. Государство в этом случае является тем внешним агентом, чьё появление делает возможным заключение соглашений между индивидами за счет гарантий со стороны государства о контроле выполнения соглашений. Таким образом, появления государства становится выгодным для людей — и они сами будут к нему стремиться.
Подобная ситуация сложилась в самой Желтуге — люди, прибывавшие туда, были полностью свободны. Однако их взаимные свободы начали пересекаться, люди стали вступать в прямые конфликты, а отсутствие уверенности в исполнении условий договора мешало разграничить эти свободы. Итогом стало подписание общественного договора и создание государства, которое стало следить за выполнением условий соглашения и породило права собственности с общей правовой средой.
Интересным будет рассмотрение сложившейся ситуации через призму теории возникновения государства Мансура Олсона. Так, формирование государства он рассматривает как переход от анархического состояния, где людей грабит множество различных банд – к состоянию, где сильный бандит устанавливает территориальную власть, монополизируя «воровство» и грабя население через поборы. Подобный переход выгоден для самих жителей, так как этот оседлый бандит предоставляет им защиту от кочевых бандитов, а также вынужден считаться с долгосрочными интересами. Поэтому более разумные оседлые бандиты способствовали развитию своих подданных, перераспределяя собранные деньги в пользу создания общественных благ, чтобы увеличить свои доходы в будущем. Таким образом, государство порождается своеобразной невидимой рукой корыстных интересов бандитов, желающих получать стабильный доход с поборов, и жителей, желающих снизить их объемы.
В дальнейшем оседлый бандит терпит политические преобразования под влиянием внешних факторов и под давлением самих подданных. В случае с Желтугинской Республикой мы можем говорить об уникальном пути развития. Столкнувшись с проблемой насилия и грабежей в обществе, жители Желтуги пошли на создание общественного договора, не дожидаясь узурпации власти. Понимая, что договор не может исполняться без следящей за этим монополии на насилие, они создали «оседлого бандита» — предпочтя поборы анархии. Однако структура политических институтов позволяла жителям напрямую влиять на этого самого бандита.
Интересно также следить за тем, как изменение структуры насилия в обществе влияло на его количество. И как изменение уровня насилия в обществе влияло на процветание Желтуги. В условиях анархии уровень насилия в обществе был очень велик — постоянны были грабежи и убийства. Однако создание правительства Желтуги, обладавшего монополией на легитимное насилие, в краткосрочной перспективе привело к еще большему росту насилия в городе — ведь к преступлениям прибавились еще и жестокие наказания за них. Однако это насилие, обличенное в оболочку из политических институтов, носило сдерживающую функцию — и привело к значительному падению уровня жестокости. По сути, оно сделало делинкветное (преступное) поведение слишком невыгодным для агентов, заставив их искать другие способы деятельности.
Подобное изменение структуры выгод привело к значительному стихийному перестроению общественной жизни — сформировалась другая структура общества и занятости, законные способы получения дохода институционализировались и стали более эффективны. Поэтому дальнейшее снижение строгости наказаний не привело к росту преступности, а уровень насилия стабилизировался на низком уровне.
Этот анализ позволяет лучше понять смысл социальных преобразований Желтуги, сопоставить и связать их с историей её развития, а также осознать весь интерес этого исторического примера с точки зрения рассмотрения самого процесса возникновения государства.
Заключение
Хотелось бы подчеркнуть основные выводы, которые позволяет сделать нам проведенный анализ. Опыт Желтуги действительно уникален — ведь это своего рода естественный эксперимент, проверяющий возможности анархии к устойчивому существованию и показывающий возможные пути формирования государства. Безусловно, он не отражает весь возможный исторический опыт, но показывает, что государства могут основываться на контракте. Это укрепляет веру в жизнеспособность таких концепций, как контрактные юрисдикции — которые набирают вес в академической среде и даже реализуются на практике в некоторых частях мира (например, в Гондурасе).
При этом опыт Желтуги подчеркивает проблемы анархической организации общества — и высокие риски превращения её в войну всех против всех в случае невыполнения жестких требований: при том эти требования должны выполняться в динамике. Он показывает, что государство, как гарант выполнения соглашений, действительно важно — и сложно недооценить важность государства в порождении прав собственности и системы договоров в обществе.
Важно отметить относительную чистоту Желтуги как эксперимента: её изначальное население не отличалось высоким уровнем доверия к государству, во многом состояло из асоциальных и даже антигосударственных элементов. Более того, сложно говорить о повышенной склонности желтугинцев к кооперации — ведь республика буквально была человеческим бульоном из множества разных национальностей, людей с кардинально разным происхождением. При этом соседние страны не оказывали прямого влияния на развития Желтуги до самого её конца — она существовала весьма автономно.
Подобное появление настоящего гражданского общества из вчерашних каторжников, и превращение поселения старателей в экономический центр Дальнего Востока попросту уникально.
Список литературы:
- Желтугинская республика: опыт социального обустройства на границе России и Китая — Курто О.И.
- К. А. Скрипко, Л. Д. Семенова, В. В. Снакин, О. С. Березнер. «Амурская Калифорния» — малоизвестная страница истории добычи золота в Приамурье в фотографиях из архива Музея Землеведения МГУ
- Газета «Восточное обозрение», выпуски за 1886 год
- Сибирские рассказы из жизни приискового люда. — Санкт-Петербург : тип. М.М. Стасюлевича, 1888
- Anarchy and its Breakdown — Jack Hirshleifer
- Limits of Liberty: Between Anarchy and Leviathan — James Buchanan
- Левиафан — Томас Гоббс
- Диктатура, демократия и развитие — Мансур Олсон